...Однажды Григорий Михайлович
Козинцев прислал мне письмо. Там
были такие строки: «Мне совсем не кажется, что Вы — «сатирик»,
есть в этом роде искусства что-то куцее, желчное. Вы открываете
куда более широкий мир; в Вашем искусстве не только
бюрократы, плуты и дурни, но и какая-то часть огромного
материка, именуемого «человек»...
Казалось бы, что должен в этом случае испытывать адресат,
кроме признательности?!
Но меня несколько смутило проскользнувшее в том письме
пренебрежительное отношение к сатире. Конечно, нравственное
очищение, эстетическое наслаждение — в этом смысл и цель
любого искусства. Но для меня всегда было важно еще и то, что в
какой-то степени я способствую искоренению пороков — в
человеке и в обществе. Козинцеву было интереснее апеллировать,
так сказать, к вечности. Я же никогда не считал для себя зазорным
интересоваться днем сегодняшним. В этом смысле мы с ним были
люди разных художественных темпераментов.
Кстати, меня удивляло то, как он реагирует на смешное.
Бывало, я читаю какой-нибудь совершенно «убойный» текст, все
присутствующие умирают со смеху, а Григорий Михайлович
только чуть-чуть скривит рот в усмешке. При этом я не считаю, что
у него не было чувства юмора. Во-первых, многие люди,
слушающие текст профессионально, имеют особенность
реагировать исключительно внутренне, про себя отмечая удачные
места. Во-вторых, если у Козинцева и не было вкуса к юмору
репризного характера, то он великолепно чувствовал юмор,
заключенный в подтексте. Например, в соединении несоединимых
литературных стилей.
Он был человек тонкой игры...
...До чего же все-таки
мимолетен актерский успех! Сколько
прекрасных имен забыто! Но эта мимолетность—неотъемлемое
свойство театра. Пожалуй, ни в каком другом искусстве успех не
бывает столь очевиден, осязаем. Равно как и забвение...
...Вернулся я в Трам, который после слияния с Красным
театром стал теперь Театром имени Ленинского комсомола, снова
играл Виноградского. Получил роль Скапена в «Проделках
Скапена», но это меня не обрадовало.
Мне говорили, что я веду себя глупо, хочу неизвестно чего. О
Скапене ведь можно только мечтать, тем более для артиста с
моими данными. Но, во-первых, я боялся повторить в Скапене
Маскариля. (И, думаю, не без оснований подозревал, что
назначили меня на роль Скапена именно потому, что я уже был
«проверен» в роли другого слуги-плута.) Во-вторых, меня
смущал характер намечавшейся постановки: ее решение сильно
отличалось от того, как представлял себе театр Мольера Соловьев
(а я, разумеется, смотрел его глазами).
И, наконец, было еще одно обстоятельство, побудившее
меня распроститься с Трамом, на сей раз — окончательно.
Трам дал мне понять, сколь опасно может быть истолкована
формула «Я в предлагаемых обстоятельствах».
Об этом стоит рассказать чуть подробнее, поскольку и
сегодня эта проблема актуальна.
К примеру, артист Икс играет Гамлета. И, естественно, хочет,
чтобы его Гамлет оказался близок современному зрителю. Он
решает выйти к зрителю, что называется, без грима. То есть не
только лицо не гримируя, но и душу. Вот, мол, смотрите, перед
вами вовсе не Гамлет, далекий от вас и загадочный; это я, такой,
как все вы, артист Икс в предлагаемых обстоятельствах своей
роли.
Подобная логика существования в образе уместна для какого-
нибудь Воробушкина из «Дружной горки». Но она граничит с
невежественной уверенностью, будто все на свете можно осилить
за счет одной лишь естественности и органичности.
Но что если мир Шекспира, Мольера, Чехова значительнее и
шире, чем твой собственный мир? Ты можешь переживать в роли
сколь угодно искренне, но не сыграешь ее точно и глубоко,
потому что ты — это всего лишь ты, а от тебя требуется еще и
перевоплощение, способность передать некий масштаб чувства и
мыслей, лично тебе не свойственный. Играя Гамлета или
Скапена, «идти от себя» недостаточно. Здесь нужно осваивать
еще и особый тип мышления, особый литературный и
сценический стиль, вне которых эти образы лишаются своего
вечного содержания и упрощаются непозволительно.
Меньше всего меня привлекала в те годы возможность
оставаться на сцене самим собой. С другой стороны, меня
раздражала «четвертая стена», то есть необходимость играть так,
как будто зрители меня не видят.
Здесь нет противоречия. Мне и сейчас представляется самым
увлекательным и трудным существовать на сцене так, чтобы и в
образе находиться, и непосредственный контакт со зрителем
поддерживать.
Только вот ведь какая сложность. Во-первых, когда
обращаешься к зрителю от себя, то тоже ведь не совсем от себя
обращаешься, не в домашних тапочках к нему выходишь, а в
образе. В образе себя самого. В образе-маске. И во-вторых, когда
ты перевоплощаешься в образ другого человека, ты должен
уметь это делать «по правде». Иначе тебе не поверят.
Не думаю, впрочем, что столь тонкую материю я и теперь,
обладая солидным актерским опытом, объяснил
достаточно внятно. Мне легче показать, чем рассказать. Ну, а уж
тогда я и вовсе об этом не думал...
...У Владимира Хенкина был
пародийный номер, в котором слова
известного романса: «Вам девятнадцать лет, у вас своя дорога» он
переделывал на свой лад: «Вам девятнадцать лет, у вас своя
корова». Иные скажут, что это просто глупость. Но я бы сказал так:
это не глупость, а снижение пафоса.
Время от времени необходимо снижать пафос — прежде всего
свой собственный. Если сам этого не сделаешь, за тебя это сделают
другие. Лучше — сам. Чтобы потом не чувствовать себя
обескураженным.
Мудрость жизни, помимо всего прочего, заключается в том,
что она, жизнь, непременно одергивает нас, когда мы относимся к
себе с излишней серьезностью,
то есть когда мы слишком сосредоточиваемся на своих достижениях
и таким образом теряем чувство реальности.
Излишняя серьезность — особенно в отношении к самому себе —
та же беспечность. Это, если угодно, двe стороны одной медали.
Как бы то ни было, полезно прочувствовать — чем раньше,
тем лучше,— что действительность мало зависит от факта твоего
существования. Достигнешь ли ты того, к чему стремишься, или не
достигнешь,
будешь ли ты счастлив или не будешь, мир, в сущности
говоря, к твоей судьбе вполне равнодушен,
он готов обойтись без тебя. Кто на это обижается,
тому ничем нельзя помочь...
